Птица не знала, что ею любуется принцесса, и потому вела себя совсем не так, как держалась бы, если бы догадывалась, что за ней наблюдают юные внимательные глаза. Пока принцесса следила за птицей из кустов, где любила прятаться, она даже придумала ей имя, мысленно, для себя, окрестив птицу - Плу.

Кустарник – самое уютное место на земле! Здесь ты отгорожен зеленью и колючками, защищён от мира и в то же время находишься внутри этого мира, в плену у него, и в ладу с ним - приземлившимся облаком с изумрудным оперением! Как же принцесса Сонглин – а именно так её звали – любила сидеть в этом зеленопёром земном облаке, не спуская глаз с прекрасной птицы Плу!

У Плу, которую другие птицы величали Эйрут, было много птенцов и много перелётов, но нынче она состарилась и ослабла, и теперь сквозь её, некогда ярко фиолетовое, оперение просвечивала слегка потрёпанная розоватость. Такая едва ощутимо поношенная розоватость бывает у солнца и у жизни. Её клюв, в своё время сильный и крепкий, размяк, и теперь, вместо того чтобы уверенно клевать червячковую плоть, она тихонько облизывала деревья, где её поджидало обилие живого корма, который был счастлив перебраться в утончённое тельце состарившейся птицы. Мир, казалось, любил Эйрут и замыслил сохранить ей жизнь. Безусловно, перья её поредели и стали ломкими, их будто обрили осколком жемчужницы, но они не превратились в лохмотья, как у большинства старых птиц. Она больше не пела, но хранила в груди надёжное молчание, которое несомненно отзывалось в душе нашей Сонглин.

Из кустов Сонглин слышала и видела всё. Она любила свою Плу, с которой даже не была знакома.

Однажды, совсем новым утром, когда звёзды только что сбились в стаю перед возвращением в лоно луны, Эйрут запуталась в ветках, которые она думала преодолеть легко и быстро, и упала прямо в кустарник, маленький наблюдательный пункт Сонглин.

«Ах, птичка!» - вскрикнула Сонглин, но потом не удержалась и заплакала: «О, моя Плу!»

«Это так удивительно», - думала Эйрут в последние мгновения жизни, - «что тебя могут окликнуть по имени издалека - с земли или с небес, в зависимости от того, кто ты – а ты об этом никогда и не узнаешь». Потому, что наречь птицу именем, значит пришпилить любовь к её непостижимой душе.

Теперь Сонглин, наша принцесса, могла наконец дотянуться до своей любимой птицы и прикоснуться к ней. Но не стала. «Плу, Плу!» - пропела она, и Эйрут была согласна покорно умереть с этим новым именем, в облаке, не похожем на облака её юности, облаке, сбросившим в почву коричневую косточку из своего зелёного шлейфа. Она надеялась, что эта милая юная принцесса, которая так чудесно пела и которую она едва-едва успела узнать, в ответ могла бы когда-нибудь, нескоро, умереть в облаке, проплывающем в вышине, и обрести имя, с любовью данное ещё не рождённой птице.