Оригинал: Nunca pasa nada, José Ovejero
В такие дни у Оливии всегда возникало предчувствие, что она больше не вернётся домой. И не то чтобы ей не нравился снег; как раз наоборот: невзирая на холод, спастись от которого не помогали даже несколько слоёв одежды – ты одеваешься, как капуста, говорила Дженни, - Оливия при виде снега ощущала странную смесь счастья и тоски по родине. Ей хотелось смеяться без повода, или только оттого, что всё кругом сверкало, а привычный знакомый мир, казалось, исчезал, точнее – засыпал под этим блестящим белоснежным одеялом, совсем как ребёнок, который сворачивается калачиком под простынкой. Как Берта, у которой была привычка спать, накрывшись с головой. Но хотя при виде снега Оливии хотелось смеяться, прыгать и кричать от радости, при всём при этом – она не знала точно, одновременно или сразу после – у неё внезапно возникало ощущение, что домой она не вернётся никогда. Между холодным, уснувшим, белым миром мягких звуков, который окружал её, и тем другим, кричащим, зелёным, горячим, который она помнила, не могло быть никакой связи. Как будто инопланетяне увезли её на своей летающей тарелке на Марс, или на Юпитер, или бог знает куда; в любом случае, в такой мир, откуда не возвращаются.
-Оливия!
В саду возле входной лестницы на снегу отпечатались птичьи следы, и можно было видеть, где эта птичка – вероятно, дрозд – копошилась в поисках пищи. Чуть подальше, где летом радовал зеленью газон, собачьи лапы не оставили ни следа от девственной белизны снежного покрова. Там, где собака пробежала, зияли чёрные дыры, а бурое пятно возле зарослей вечнозелёного кипариса явно говорило о том, что в этом месте она извалялась. Страсть у неё была валяться в земле, в грязи, в снегу, в чужих какашках. Ну что ты за хрюшка, упрекала её Оливия, хотя хозяин объяснил ей, что собака охотничья и делает так, чтобы скрыть свой собственный запах от возможной добычи. Как и ты, когда используешь духи, это то же самое, сказал он ей. Ну, так-то оно так, но не совсем, ответила Оливия, и он рассмеялся.
-Лайка!
-Оливия!
Два оклика как будто столкнулись в воздухе и нарушили его неподвижность, затуманили его хрустальную прозрачность.
-Иду! Лайка, куда же ты подевалась?
Оливия взяла жёлтый пластиковый совок и отошла от лестницы. Обойдя дом кругом, она обнаружила Лайку: та что-то вынюхивала в кустах, быстро-быстро рыла передними лапами, отчего во все стороны летели снежные комочки, и шумно фыркала, брызгая слюной на разбросанную землю.
-Ну и где, ну-ка, где ты это сделала? Ага, хрюшка, я уже увидела.
Оливия направилась туда, где заметила собачью кучку – от неё ещё шёл пар, –палочкой сгребла на совок и отнесла всё в мусорное ведро, которое стояло у железных ворот гаража. Собака, тяжело дыша, бежала за ней.
-Ну что? Ничего не добыла? Когда ты что-нибудь поймаешь, я съем это сырым.
Оливия ласково потеребила собачью мордочку.
-Не обижайся, глупенькая. Я же шучу.
-Оливия, милая, мне пора.
Кармела стояла на самом верху лестницы, уже в пальто, держа в руках перчатки и шарф.
-Идите спокойно, я услышу отсюда малышку.
-Иди.
-А?
Кармела, смеясь, всегда склоняла голову набок. Оливия находила её очень красивой; светловолосая и с голубыми глазами, она была похожа на немку. Хотя – по мнению Оливии – ей бы лучше пошли длинные волосы, а не эта мальчишеская стрижка, которую она носила.
-«Иди», а не «идите».
-Ой, я опять.
-Врач придёт в одиннадцать. Если он станет прописывать антибиотики, скажи – не надо. Наверняка он и понятия не имеет о гомеопатии, но ты скажи ему, пусть пропишет что-нибудь натуральное, ладно? Наш врач-гомеопат в отпуске, поэтому, собственно… Ну да ладно, неважно. Я ушла, вернусь поздно. Поцелуй Берту, когда она проснётся.
Кармела не спустилась, а, скорее, сбежала к воротам гаража, пока Оливия открывала решётку. Выезжая, она помахала рукой из окна машины и укатила вверх по склону, резко набирая скорость, как юная лихачка. Оливия чуть заметно покачала головой.
-Оли!
Ну вот, девочка уже проснулась, и наверняка от рёва мотора. Прежде всего Оливия должна была поставить ей градусник. Войдя в дом, она столкнулась с Нико: в халате, он стоял перед дверью на кухню с растерянным видом, словно не очень понимал, как он там оказался.
-Доброе утро.
- Доброе утро, Оливия.
Нико ещё не побрился, волосы с одной стороны головы были примяты подушкой.
-Кофейку будете? Э … ешь!
-Что – ешь? Я только кофе попью.
-Нет, ну «ешь», в смысле… я хотела сказать, «будешь кофе»... Ох ты, господи...
Нико тоже рассмеялся. У него был красивый смех, весёлый, как у двухлетнего мальчугана. Да и весь он был, как нескладный ребёнок: слегка выгнутые ноги, слишком короткие для его довольно крупного тела, большая голова, руки, от неловких движений которых бились чашки, разливалась вода, страдала мебель... Он был как слегка недопечённый хлеб, но очень милый. С дочкой Нико возился, как немногие отцы из тех, кого знала Оливия.
-Бертита уже проснулась. Пойду приму душ.
Оливия как-то обсуждала с Дженни, что Нико – ну совсем ребёнок: и выглядит, и двигается, и хохочет, как маленький. А у него всё-всё, как у ребёнка? И обе они хохотали, как идиотки, пока кока-кола не пошла у них через нос. Хохотали потому, что Оливия раскрыла ей тайну, что нет, не всё: как-то утром Нико не заметил, что у халата развязался пояс, и Оливия смогла убедиться, что по крайней мере одна часть его тела была отнюдь не детской.
Воспоминания о том, что Нико так запросто открыл свою наготу, вызывало в ней чувство вины, как будто она подсматривала за ним в ванной. Оливия быстро пошла на кухню, на ходу крикнув вглубь коридора: Уже иду, Бертита, только сперва сделаю кофе для твоего папы.
Нико научил Оливию управляться с кофеваркой, так что она уже сама готовила капуччино. А в тот первый раз она налила слишком много молока, и белая пена вылилась через край прямо на пол. Но хуже всего было потом, когда она попыталась снять кофеварку с огня: в спешке схватилась не за ручку, а прямо за железку, в итоге обожгла руку и вдобавок разлила по полу оставшееся молоко. Когда Нико пришёл узнать, в чём причина суматохи, Оливия – а это был её второй день в доме – с трудом сдержалась, чтобы не расплакаться. Она тихонько посасывала кожу между большим и указательным пальцем, где было больнее всего, пока Нико изучал последствия катастрофы. Я всё уберу, сеньор, извините. Нико не стал её слушать; не обращая внимания, что ступает по разлитому молоку, он взял её руку и сунул под кран в раковину. Подержи под водой, это немного снимет боль. Я схожу за мазью, - и он ушёл, вновь наступив в лужу, и разнёс следы по всему дому.
Теперь-то Оливия научилась наливать по мерке воды и молока и насыпать кофе, а также нажимать на кнопку до того, как поставить кофеварку на огонь. И первое, что она делала, услышав поутру, что Нико встал, – это варила капуччино, который он обычно пил, сидя за компьютером, частенько ещё в халате.
-Как дела, солнышко?
Бертита в ответ жалобно застонала. Оливия убедилась, что температура ещё не спала. От пота светлые кудряшки на голове девочки слиплись, а на подушке осталось влажное пятно.
-У меня болит голова.
-Я принесу тебе горячего молока и аспирин для детей.
-Кола-као.
-Хорошо. А потом я тебя выкупаю. Вон как ты вспотела.
-Не хочу купаться.
-Твой папа сейчас в ванной.
-Не хочу купаться.
Берта захныкала и стала колотить ногами по одеялу.
-Ну, не надо плакать. Я пошла за кола-као.
-Но купаться я не буду.
Оливия вернулась на кухню. Не было смысла спорить с Бертой. Родители очень избаловали её, и если Берта говорила «нет», редко когда случалось уговорить её сказать «да».
Из окна кухни был виден луг, окруженный дубами. Там паслось несколько коров, и время от времени доносился звон колокольчиков. Оливии очень нравилось, что здесь было как в деревне – не видно вокруг других домов; впрочем, стоило только выйти за пределы сада, как вдоль улицы сразу выстраивался целый ряд коттеджей. Зато, находясь дома или в саду, можно было действительно воображать, что ты далеко от города: в деревне, где по полю бродят лоснящиеся коровы, откормленные ослы, бегают собаки с шелковистой шёрсткой.
Нико вошёл в кухню и налил себе кофе.
-Как дела, Оливия?
- У меня хорошо.
-Хочешь чашечку?
-Нет, большое спасибо. Сейчас отнесу малышке кола-као и детский аспирин. У неё всё ещё жар.
-Я уйду в десять и до пяти не вернусь.
-Хорошо.
-Телефон института я оставил на столе в гостиной. Ты точно не хочешь кофе?
-Ну, немножечко.
-А потом поешь, что захочешь. Я купил мяса в «зелёном» магазине: без всяких гормонов, антибиотиков и прочей дури.
-Оли!
-Иду!
С чашкой кола-као и печенюшками в руках, Оливия направилась по коридору, слыша за собой шаги Нико: он как всегда слегка волочил ноги. От лентяйства, сказала бы мама; у Оливии эту привычку выбили палкой ещё в детстве. |
|
nsbivintobia:
<strong><a href="http://www.daunenjackewiemo…">Sortie pas cher Moncler en ligne</a></strong><br>
<strong><a href="http://www.daunenjackewiemo…">Moncler pas…
