Смотреть занавес последнее дело пуаро. Занавес

Агата Кристи

Занавес. Последнее дело Пуаро

У кого из нас не щемило сердце при мысли, что мы бывали в этих краях прежде?

Все это уже было со мной когда-то…

Почему эти слова всегда так трогают?

Вот какой вопрос задавал я себе, глядя из окна поезда на плоский эссекский ландшафт.

Сколько же лет прошло с тех пор, как я ехал туда же? Как забавно: тогда мне казалось, что все лучшее в жизни – позади! Я был ранен на той войне, которая навсегда останется для меня единственной войной, – хотя ее затмила вторая, куда более страшная.

В 1916 году молодому Артуру Гастингсу казалось, что он уже старый, обремененный опытом человек. Я тогда даже не подозревал, что жизнь для меня только начинается.

Я ехал в гости к своему старинному другу, Джону Кэвендишу, не ведая того, что там мне предстоит встретить человека, который окажет на меня большое влияние и определит всю мою дальнейшую жизнь. У его матери, которая недавно снова вышла замуж, было поместье под названием Стайлз. Я думал лишь о том, как приятно будет возобновить прежние знакомства, и мне в голову не приходило, что скоро я буду вовлечен в зловещие перипетии загадочного убийства.

Именно в Стайлз я познакомился с Эркюлем Пуаро, странным маленьким человеком, которого впервые увидел в Бельгии.

Я очень хорошо помню изумление, охватившее меня при виде экстравагантного господина с большими усами, который, прихрамывая, шел по деревенской улице.

Эркюль Пуаро! С того времени он стал моим самым дорогим другом, встреча с которым круто изменила мою жизнь. Когда мы вместе охотились за очередным убийцей, я встретил свою будущую жену, самую верную и прелестную спутницу, о какой мог бы мечтать мужчина.

Теперь моя жена лежит в аргентинской земле. Она ушла из жизни так, как могла бы себе пожелать сама – без длительных страданий, не изведав немощной старости, но оставив очень одиноким и безутешным своего супруга.

Ах! Если можно было бы вернуться назад и прожить жизнь заново! Если бы сейчас снова был тот день в 1916 году, когда я впервые ехал в Стайлз… Сколько перемен произошло с тех пор! Сколько знакомых лиц никогда больше не суждено увидеть! Кэвендиши продали Стайлз. Джона Кэвендиша уже не было в живых, а его жена Мэри (это обворожительное, загадочное создание) жила теперь в Девоншире. Лоренс вместе с женой и детьми поселился в Южной Африке. Перемены – всюду перемены.

И лишь одно, как ни странно, было по-прежнему. Я ехал в Стайлз на встречу с Эркюлем Пуаро.

Как потрясен я был, когда получил от него письмо, где вверху был указан адрес: Стайлз-Корт, Стайлз, Эссекс.

Я не видел своего старого друга почти год. Наша последняя встреча очень огорчила меня. Пуаро выглядел настоящим стариком, а хронический артрит превратил его в инвалида. Он ездил в Египет поправить здоровье, но вернулся – как сообщил в письме – в еще худшем состоянии, чем прежде. Тем не менее письмо звучало бодро:

«Не заинтригованы ли Вы, мой друг, увидев адрес на моем письме? Он вызывает в памяти прошлое, не так ли? Да, я нахожусь здесь, в Стайлз. Только представьте себе – теперь это то, что называют пансионом. Его владелец – один из ваших полковников, таких британских до кончиков ногтей. Старая колониальная школа. Благодаря его жене, bien entendu , дела у них идут не так уж плохо. Она хорошая хозяйка, но язык у нее как бритва, и бедный полковник сильно страдает от этого. Я бы на его месте давно ее прирезал!

Я увидел их объявление в газете, и мне пришла вдруг фантазия снова увидеть то место, которое было моим первым домом в этой стране. В моем возрасте получаешь удовольствие, вновь переживая прошлое.

И затем представьте себе – я нахожу здесь одного джентльмена, баронета, который дружит с доктором Франклином, работодателем Вашей дочери! (Это немного похоже на фразу из учебника французского языка, не правда ли?)

И сразу же у меня зародился план. Баронет убеждает Франклинов приехать сюда на лето. Я, в свою очередь, уговариваю Вас, и мы окажемся все вместе, en famille . Это будет так чудесно. Поэтому, mon cher Гастингс, dépêchez-vous . Приезжайте как можно скорее. Я попросил оставить для Вас комнату с ванной (как Вы понимаете, он теперь модернизирован, милый старый Стайлз) и торговался с полковницей, миссис Латтрелл, пока мы не сошлись на цене très bon marché.

Франклины и Ваша очаровательная Джудит находятся здесь уже несколько дней. Все устроено, так что не сопротивляйтесь.

A bientôt .

Всегда ваш Эркюль Пуаро».

Перспектива была заманчивая, и я без всяких возражений пошел навстречу желаниям старого друга. Ничто не связывало меня и не держало в моем доме. Один из сыновей служил в военно-морском флоте; второй был женат и управлял ранчо в Аргентине. Дочь Грейс, вышедшая замуж за военного, в настоящий момент находилась в Индии. Оставалась Джудит, которую я втайне любил больше всех, хотя никогда не понимал. Странная, скрытная девочка, ею владела какая-то страсть хранить все в секрете, что порой обижало и огорчало меня. Моя жена лучше понимала дочь. Она уверяла меня, что тут дело не в недоверии, а в особенностях характера. Однако порой жена не меньше меня беспокоилась о ребенке. Чувства Джудит, говорила она, слишком сильны и безоглядны, а инстинктивная сдержанность дочери не дает им выхода. Она иногда подолгу молчала, о чем-то сосредоточенно размышляя, или фанатично отдавалась какому-нибудь делу, забывая обо всем на свете. Она была самой способной в семье, и мы с радостью пошли навстречу ее желанию получить университетское образование. Около года назад Джудит получила степень бакалавра наук, а вслед за тем место секретаря у медика, который занимался научными изысканиями в области тропических болезней. Его жена была тяжелобольной женщиной.

Иногда меня обуревали сомнения, уж не влюбилась ли Джудит в своего работодателя: так велика была ее поглощенность работой и преданность доктору. Однако их сугубо деловые отношения разуверили меня.

Мне казалось, Джудит меня любит, однако она была очень сдержанна по природе и не проявляла своих чувств. Часто она бывала нетерпимой и с пренебрежением отзывалась о моих, как она выражалась, сентиментальных и устаревших идеях. Честно говоря, я немного побаивался своей дочери!

Тут мои размышления были прерваны: поезд прибыл на станцию Сент-Мэри-Стайлз. По крайней мере, она не изменилась. Время обошло ее стороной. Вокруг станции по-прежнему простирались поля, и казалось непонятным, зачем она вообще понадобилась.

Однако, едучи в такси по деревне, я ощутил, как много лет прошло с той поры, когда мне довелось здесь бывать. Сент-Мэри-Стайлз изменилась до неузнаваемости. Бензоколонки, кинотеатр, две новые гостиницы и ряды муниципальных домов.

Вскоре мы свернули к воротам Стайлз. Здесь время снова отступило. Парк был таким, как я его помнил; однако за подъездной аллеей плохо следили, и она сильно заросла сорняками, пробивавшимися сквозь гравий. За поворотом перед нами предстал дом. Он нисколько не изменился, но его очень не мешало бы покрасить.

И как всегда, когда я приезжал сюда прежде, над одной из клумб в саду виднелась склоненная женская фигура. Сердце мое забилось сильнее. Потом женщина выпрямилась и направилась ко мне, и я засмеялся над собой. Трудно было вообразить кого-нибудь менее похожего на крепкую Ивлин Говард.

Передо мной стояла хрупкая пожилая леди с седыми буклями и розовыми щеками. Взгляд холодных голубых глаз не вязался с радушием, высказанным, на мой взгляд, слишком нарочито.

– Вы капитан Гастингс, не так ли? – осведомилась она. – А у меня все руки в грязи, и я даже не могу поздороваться. Мы счастливы видеть вас здесь – столько слышали о вас! Мне следует представиться. Я миссис Латтрелл. Мы с мужем – видно, в помрачении рассудка – купили этот дом и пытаемся извлечь из него выгоду. Вот уж не думала, что придет день, когда я стану хозяйкой гостиницы! Но должна вас предупредить, капитан Гастингс, я очень деловая женщина – беру дополнительную плату за все, что можно.

Мы оба засмеялись, словно это была превосходная шутка. Однако мне пришло в голову, что, по всей вероятности, слова миссис Латтрелл следует понимать в буквальном смысле. За милым добродушием пожилой леди угадывалась твердость кремня. Хотя миссис Латтрелл при случае демонстрировала легкий ирландский акцент, в ее жилах не текла ирландская кровь. Это было чистое жеманство.

Я осведомился о своем друге.

– Ах, бедный маленький мсье Пуаро! Как он ждал вашего приезда! Это тронуло бы даже каменное сердце. Мне его ужасно жаль – он так сильно страдает.

Мы шли к дому. Миссис Латтрелл на ходу стягивала садовые перчатки.

– И вашу хорошенькую дочь тоже, – продолжала она. – Она прелестная девушка, мы все ею восхищаемся, но, мне кажется, я, знаете ли, старомодна, это просто грех, когда такая девушка, как она, вместо того чтобы бывать на вечеринках и танцах с молодыми людьми, весь день режет кроликов и корпит над микроскопом. Пусть этим занимаются дурнушки, говорю я.

Агата Кристи

Пожалуй, каждому из нас порой кажется, что прежнее возрождается вновь - прежние годы, прежние ощущения, переживания.

«Это было раньше…»

Почему эти мысли всегда так сильно волнуют нас?

Именно этот вопрос задавал я себе, когда, сидя в поезде, любовался мелькавшим за окном однообразным эссекским пейзажем.

Когда же было у меня подобное путешествие? Горько сознавать, что большая часть жизни позади. В ту войну, когда я впервые приехал сюда (эта война для меня всегда будет той войной - войной, которую ныне вытеснила другая, более безумная), я был ранен.

В 1916 году мне, молодому Артуру Гастингсу, казалось, что я уже стар и зрел. Жаль, но тогда я не понимал, что моя жизнь только начинается.

Я предпринял путешествие, даже не подозревая, что вскоре встречу человека, чьё влияние на меня определит направление и смысл всей моей жизни. Я собирался остановиться у своего старого друга - Джона Кавендиша, чья мать, недавно вновь вышедшая замуж, владела загородным имением под названием «Стайлз». Я думал только о приятном возобновлении старых знакомств. Откуда мог я знать, что вскоре окажусь в темных лабиринтах таинственного убийства!

Именно в Стайлзе я вновь встретился с этим странным маленьким человеком, Эркюлем Пуаро, с которым я познакомился в Бельгии. Как хорошо я помню своё удивление, когда увидел на сельской улице прихрамывающую фигуру с большими усами!

Эркюль Пуаро! С тех самых далёких дней он стал моим ближайшим другом, он повлиял на всю мою жизнь. В обществе Пуаро, в погоне за очередным убийцей я встретил свою жену - самого преданного, самого нежного спутника жизни, который только может быть у мужчины

Ныне она покоится в аргентинской земле. Она умерла быстро, без длительных страданий, но оставила после себя очень одинокого и несчастного человека.

Да! Если бы я только мог повернуть жизнь вспять прожить всю её заново! Если бы это был день, когда я впервые в 1916 году приехал в Стайлз!.. Какие перемены произошли с того времени! Как изменились знакомые лица! Стайлз был продан Кавендишами. Джон Кавендиш умер, а его жена Мери, очаровательное, загадочное создание, живёт теперь в Девоншире. Лоуренс с женой и детьми обитает в Южной Африке. Перемены, повсюду перемены!

Но, как ни странно, кое-что было по-прежнему. В Стайлзе мне предстояло вновь встретиться с Эркюлем Пуаро!

Как я был поражен, получив письмо с адресом: «Стайлз, Эссекс».

Я не видел своего старого друга почти год. Во время нашей последней встречи я был потрясён и опечален. Пуаро был уже очень старым человеком, больным артритом. В надежде поправить здоровье он ездил в Египет, но вернулся, как говорилось в письме, в еще более худшем состоянии, чем прежде. Тем не менее, он бодро написал:

«Ну что, мой друг, вас наверняка заинтересовал адрес на конверте? Он навевает старые воспоминания, не так ли? Да, я здесь, в Стайлзе. Представьте себе, сейчас в этом доме сдаются комнаты. Делами ведает некий старый британский полковник, типичная развалина. На самом же деле всем заправляет, bien entendu , его жена. Она прекрасный управляющий, но у неё острый язычок, и бедный полковник сильно страдает от этого. Если бы я был на его месте, я бы объявил ей войну!

Я увидел объявление в газете, и любопытство заставило меня отправиться туда, где я когда-то получил свое первое пристанище в Англии. В моём возрасте каждый живёт воспоминаниями.

Затем, представьте себе, я встретил здесь баронета, приятеля шефа вашей дочери. (Эта фраза звучит почти как французское упражнение, не так ли?)

Мы с ним сразу же составили план. Он хочет убедить Фрэнклинов приехать сюда летом. Я в свою очередь уговариваю вас, и мы соберемся все вместе, en famille . Это будет прекрасно! Посему, mon cher Гастингс, как можно скорей приезжайте сюда. Я приказал приготовить для вас комнату с ванной (добрый старый Стайлз, как вы понимаете, сейчас модернизирован) и долго пререкался с миссис Латрелл, пока не снял комнату tres bon marche .

Фрэнклины и ваша очаровательная Джудит вот уже несколько дней находятся здесь. Всё в порядке, никаких происшествий.

Всегда ваш Эркюль Пуаро».

Предложение было заманчивым, и я не колеблясь уступил желанию друга. У меня не было ни дома, ни друзей. Что же касается моих детей, то один мой сын служил в военно - морском флоте Великобритании, другой - женился и жил на ранчо в Аргентине. Дочь моя Грейс вышла замуж за военного и живет теперь в Индии. Другая моя девочка - Джудит, была ребёнком, которого в глубине души я любил больше всех, хотя ни разу так и не понял за что. Странный, загадочный, скрытный ребёнок, старающийся держать язык за зубами. Это иногда обижало меня и причиняло боль. Моя жена понимала её лучше и уверяла, что такое поведение со стороны Джудит - это не проявление недоверия, а своеобразная попытка самоутвердиться. Но и её, так же часто как и меня, тревожило состояние нашей девочки. «Чувства Джудит, - говорила моя жена, - слишком сильны, слишком напряжены, а природная сдержанность не даёт ей возможности их выразить». У Джудит были странные периоды мрачного молчания и столь же странные приступы неистовой активности. В нашей семье она была самым умным ребёнком, и мы с радостью восприняли её желание учиться в университете. Год тому назад она получила диплом бакалавра и с тех пор выполняла обязанности ассистента у доктора, занимавшегося исследованием какой-то тропической болезни. Жена доктора постоянно хворала, поэтому на неё привыкли смотреть как на инвалида.

Иногда у меня появлялись сомнения - не является ли привязанность Джудит к своей работе и своему шефу признаком её влюблённости, но деловые взаимоотношения между ними успокаивали меня.

Я был уверен, что Джудит мне предана, но вопреки своей природной сдержанности она часто сердилась и раздражалась из-за моих, как она называла, сентиментальных и устаревших идей. Честно говоря, я немало тревожился за свою дочь.

На этом месте мои размышления были прерваны, так как поезд подходил к станции Стайлз-Сент-Мери. Станция, по существу, не изменилась. Время прошло мимо неё. Она по-прежнему возвышалась среди полей.

Однако, проезжая в такси по деревне, я ощутил воздействие времени. В Стайлз-Сент-Мери появились бензоколонки, кинотеатр, две новые гостиницы и ряд городских зданий.

Вскоре мы подъехали к имению Стайлз. Здесь, казалось, всё было по-старому. Парк такой же, как я его помнил, но его центральная аллея была в полном запустении. На ней появилась трава, которую не мог скрыть даже гравий. Мы завернули за угол и оказались перед домом. Подъезд к нему не был заасфальтирован.

Так же, как и много лет тому назад, над одной из клумб склонилась женская фигура. Моё сердце отчаянно забилось. Затем женщина выпрямилась, подошла ко мне, и я в душе посмеялся над собой. Неужели я мог принять её за грубоватую Эвелин Ховард!

Это была пожилая хрупкая дама с копной курчавых седых волос, розовыми щеками и холодными бледно - голубыми глазами, которые резко контрастировали с простой сердечностью её манер, - явной маской, слишком неприятной для меня.

Капитан Гастингс, не так ли? - требовательно, спросила она. - У меня, к сожалению, руки в земле, и я не могу поздороваться. Мы рады видеть вас здесь. Мы так много слышали о вас! Разрешите представиться. Меня зовут миссис Латрелл. Как-то раз, не раздумывая, мы с мужем купили этот дом и вот с тех пор пытаемся превратить его в доходное предприятие. Никогда не думала, что наступит день, когда я стану хозяйкой целого дома! Но должна предупредить вас, капитан Гастингс, я очень деловая женщина и знаю как делать деньги!

», показ которого начался еще в 1989 году.

За 24-летнюю историю знаменитого сериала с Дэвидом Суше в роли гениального сыщика вышло 13 сезонов, 70 фильмов. В 2013 году создатели многосерийного детектива поставили точку: 13 ноября зрители увидели последний фильм о Пуаро, который назывался «Занавес. Последнее дело Пуаро » (Curtain: Poirot"s Last Case ).

«Занавес. Последнее дело Пуаро» был написан Агатой Кристи в 1975 года и считается одним из лучших ее произведений.

Сюжет фильма Занавес. Последнее дело Пуаро / Curtain: Poirot"s Last Case

В финальной серии вновь появляется капитан Артур Гастингс (Хью Фрэйзер), который много раз помогал Пуаро распутывать самые сложные дела. В «Занавесе» постаревшему Эркюлю Пауро, прикованному к инвалидному креслу артритом, но по-прежнему обладающему острым умом, приходится иметь дело с идеальным убийцей, который действует чужими руками и не оставляет следов.

Последние убийства, которые им предстоит раскрыть, происходят там же, где происходило действие первого романа о приключениях Эркюля Пуаро, – в Стайлзе («Загадочное происшествие в Стайлзе», 1920).

В финале Пуаро умирает от сердечного приступа, и Гастингс со своей дочерью Джудит кремируют его в Стайлзе.

Съемочная группа фильма Занавес. Последнее дело Пуаро / Curtain: Poirot"s Last Case

Режиссеры : Эдвард Беннетт, Эндрю Грив, Ренни Рай и др.

Сценарист : Кевин Элиот

Оператор : Алан Элмонд

Композитор : Кристиан Хенсон

Глава 1

У кого из нас не щемило сердце при мысли, что мы бывали в этих краях прежде?

Все это уже было со мной когда-то…

Почему эти слова всегда так трогают?

Вот какой вопрос задавал я себе, глядя из окна поезда на плоский эссекский ландшафт.

И лишь одно, как ни странно, было по-прежнему. Я ехал в Стайлз на встречу с Эркюлем Пуаро.

Как потрясен я был, когда получил от него письмо, где вверху был указан адрес: Стайлз-Корт, Стайлз, Эссекс.

«Не заинтригованы ли Вы, мой друг, увидев адрес на моем письме? Он вызывает в памяти прошлое, не так ли? Да, я нахожусь здесь, в Стайлз. Только представьте себе – теперь это то, что называют пансионом. Его владелец – один из ваших полковников, таких британских до кончиков ногтей. Старая колониальная школа. Благодаря его жене, bien entendu , дела у них идут не так уж плохо. Она хорошая хозяйка, но язык у нее как бритва, и бедный полковник сильно страдает от этого. Я бы на его месте давно ее прирезал!

Я увидел их объявление в газете, и мне пришла вдруг фантазия снова увидеть то место, которое было моим первым домом в этой стране. В моем возрасте получаешь удовольствие, вновь переживая прошлое.

И затем представьте себе – я нахожу здесь одного джентльмена, баронета, который дружит с доктором Франклином, работодателем Вашей дочери! (Это немного похоже на фразу из учебника французского языка, не правда ли?)

И сразу же у меня зародился план. Баронет убеждает Франклинов приехать сюда на лето. Я, в свою очередь, уговариваю Вас, и мы окажемся все вместе, en famille . Это будет так чудесно. Поэтому, mon cher Гастингс, dépêchez-vous . Приезжайте как можно скорее. Я попросил оставить для Вас комнату с ванной (как Вы понимаете, он теперь модернизирован, милый старый Стайлз) и торговался с полковницей, миссис Латтрелл, пока мы не сошлись на цене très bon marché.

Франклины и Ваша очаровательная Джудит находятся здесь уже несколько дней. Все устроено, так что не сопротивляйтесь.

Всегда ваш Эркюль Пуаро».

Я осведомился о своем друге.

Мы шли к дому. Миссис Латтрелл на ходу стягивала садовые перчатки.

– Джудит сейчас где-то поблизости? – спросил я.

Миссис Латтрелл «скорчила рожу», как выражаются дети.

– Ах, бедная девочка! Она сидит взаперти в мастерской в конце сада. Доктор Франклин снимает ее у меня и оборудовал там свою лабораторию. Все заставил клетками с морскими свинками, мышами и кроликами. Бедняжки! Не уверена, что я в восторге от всей этой науки, капитан Гастингс. А, вот и мой муж.

Полковник Латтрелл как раз показался из-за угла дома. Это был высокий худой старик с изнуренным мертвенно-бледным лицом и кроткими синими глазами. У полковника была привычка в нерешительности подергивать себя за седые усики. Во всем его облике сквозили неуверенность и нервозность.

– Ах, Джордж, капитан Гастингс приехал.

Полковник Латтрелл обменялся со мной рукопожатием.

– Вы прибыли на поезде пять… э… сорок, да?

– А каким же еще он мог приехать? – вмешалась миссис Латтрелл. – И какое это вообще имеет значение? Отведи его наверх и покажи ему комнату, Джордж. И потом, возможно, он захочет пройти прямо к мсье Пуаро – или вы сначала выпьете чаю?

Я заверил ее, что не хочу чаю и предпочел бы пойти поздороваться со своим другом.

Полковник Латтрелл обратился ко мне:

– Хорошо. Пойдемте. Полагаю… э… ваши вещи уже отнесли наверх? Да, Дейзи?

– Это твое дело, Джордж, – не преминула уязвить мужа миссис Латтрелл. – Я работала в саду. Я не могу заниматься всем сразу.

– Нет, нет, ну конечно нет… Я… я позабочусь об этом, моя дорогая.

Я последовал за полковником по ступенькам парадного входа. В дверях мы столкнулись с седовласым худощавым человеком, он, прихрамывая, торопливо спустился с крыльца, сжимая в руках полевой бинокль. На его лице было написано детское нетерпение.

– Т-там, на платане, – слегка заикаясь, проговорил он, – свила гнездо п-пара черноголовок.

Когда мы вошли в холл, Латтрелл пояснил:

– Это Нортон. Славный парень. Помешан на птицах.

В холле у стола стоял высокий, крепкого сложения человек. Очевидно, он только что закончил телефонный разговор. Взглянув в нашу сторону, он произнес:

– Мне бы хотелось повесить, расстрелять и четвертовать всех подрядчиков и строителей. Никогда ничего не сделают как надо, черт бы их побрал.

Его возмущение было таким комичным, а тон – столь горестным, что мы оба невольно рассмеялись. Я сразу же расположился к этому человеку. Ему было далеко за пятьдесят, но он выглядел очень привлекательным. Густой загар говорил о том, что он, по-видимому, проводил много времени на воздухе. Словом, это был тот тип англичанина, который в наше время встречается все реже. Человек старой закалки – честный, прямой, не склонный сидеть взаперти и умеющий командовать.

Меня нисколько не удивило, когда полковник Латтрелл представил его как сэра Уильяма Бойда Каррингтона. Я знал, что он был губернатором одной из провинций в Индии и весьма преуспел на этом поприще. Он также славился как первоклассный стрелок и охотник на крупных зверей. Тот сорт людей, с грустью подумал я, который мы, по-видимому, больше не выращиваем в наши дни упадка.

– Так-так! – воскликнул он. – Рад увидеть во плоти легендарную личность «mon ami Гастингс». – Каррингтон засмеялся. – Знаете, милый старый бельгиец так много о вас говорит. И потом, тут у нас ваша дочь. Чудесная девушка.

– Не думаю, что Джудит так уж много обо мне говорит, – ответил я с улыбкой.

– Нет, нет, она слишком современна. Кажется, в наши дни девушки смущаются, когда им приходится признать, что у них есть отец или мать.

– Да, – согласился я, – иметь родителей – это просто позор.

Он засмеялся.

– О, я избавлен от этого. К несчастью, у меня нет детей. Ваша Джудит – очень красивая девушка, но она ужасно заумная. Это никуда не годится. – Он снова взялся за телефонную трубку. – Надеюсь, вы не возражаете, Латтрелл, если я устрою разнос вашей телефонной станции? Я человек нетерпеливый.

– Так им и надо, – ответил Латтрелл.

Он стал подниматься по лестнице, я последовал за ним. Он повел меня в левое крыло дома, к последней двери по коридору. И тут я понял, что Пуаро выбрал для меня комнату, которую я занимал прежде.

Здесь время тоже внесло свои поправки. Некоторые двери были открыты, и я, идя по коридору, увидел, что большие старомодные спальни разделены перегородками на маленькие номера.

В моей комнате, которая была небольшой, ничего не изменилось – только провели водопровод, так что была холодная и горячая вода, да еще отгородили часть комнаты для маленькой ванной. Мебель стояла современная, дешевая, что меня несколько разочаровало. Я бы предпочел стиль, более близкий к архитектуре дома.

Мой багаж уже внесли в комнату. Полковник сказал, что комната Пуаро – как раз напротив моей. Он уже собирался отвести меня туда, когда снизу, из холла, донесся повелительный зов:

– Джордж!

Полковник Латтрелл нервно вздрогнул, как пугливая лошадь. Рука его потянулась к усам.

– Я… я… вы уверены, что все в порядке? Если вам что-нибудь понадобится, звоните…

– Джордж!

– Иду, моя дорогая, иду.

И он заспешил по коридору. Я постоял с минуту, глядя ему вслед. Затем с бьющимся сердцем пересек коридор и постучал в дверь Пуаро.

Глава 2

На мой взгляд, ничего нет печальнее разрушительного воздействия возраста.

Мой бедный друг! Я описывал его много раз, но теперь это был совсем другой человек. Болезнь сделала Пуаро неспособным ходить: он передвигался в кресле на колесиках. Когда-то полный, он сильно похудел. Теперь это был маленький худой старичок. Все лицо в морщинах. Правда, волосы и усы оставались по-прежнему черными как смоль, но, честно говоря, он напрасно продолжал их красить (хотя я ни за что на свете не сказал бы этого Пуаро, щадя его чувства). Наступает момент, когда подобные ухищрения становятся слишком очевидны. В свое время я и не подозревал, что столь черный цвет волос Пуаро достигается с помощью бутылочки с краской. Теперь же это бросалось в глаза и выглядело какой-то бутафорией, будто он надел парик и приклеил усы, чтобы посмешить детей!

Только глаза у него поблескивали по-прежнему и взгляд был проницательный, как всегда. Сейчас этот взгляд – да, в этом нет сомнения – был согрет чувством.

– Ах, mon ami Гастингс, mon ami Гастингс…

Я поклонился, а Пуаро, по своему обыкновению, тепло обнял меня.

Он откинулся назад и внимательно оглядел меня, слегка склонив голову набок.

– Да, точно такой же – прямая спина, широкие плечи, седина в волосах – très distingué . Знаете, мой друг, вы совсем не меняетесь. Les femmes , они все еще проявляют к вам интерес? Да?

– Право же, Пуаро, – запротестовал я. – Должны ли вы…

– Но уверяю вас, друг мой, это критерий, безошибочный критерий. Когда очень молодые девушки подходят и разговаривают с тобой так нежно – о, так нежно, – это конец! «Бедный старик, – говорят они про себя, – с ним надо быть как можно любезнее. Ведь это ужасно – быть таким, как он». Но вы, Гастингс, – vous êtes encore jeune . У вас еще есть перспективы. Это правда, и можете крутить усы и горбить плечи – все именно так, в противном случае у вас не был бы такой смущенный вид.

Я рассмеялся:

– Вы действительно невыносимы, Пуаро! А как вы сами?

– О, я, – с гримасой отмахнулся Пуаро. – Со мной все кончено. Я калека, совсем не могу ходить. Меня всего скрючило. К счастью, я еще могу сам есть, но что до остального – за мной приходится ухаживать, как за младенцем. Укладывать в постель, мыть и одевать. Enfin , это совсем невесело. Однако, хотя оболочка разрушается, сердцевина все еще здоровая.

– Да, в самом деле. У вас золотое сердце.

– Сердце? Возможно. Я имел в виду не сердце. Мозг, mon cher, – вот что я имел в виду, говоря «сердцевина». Мой мозг все еще великолепно функционирует.

Я убедился, что по крайней мере по части скромности никаких изменений в мозгу не произошло.

– А вам здесь нравится? – спросил я.

Пуаро пожал плечами.

– Тут сносно. Как вы понимаете, это, конечно, не «Ритц». Сначала меня поселили в комнате, которая была мала и неважно меблирована. Потом я перебрался сюда без повышения цены. А кухня здесь английская, в самом худшем варианте. Брюссельская капуста, огромная и твердая – англичане такую очень любят. Картошка либо недоваренная, либо переваренная. У овощей вкус воды, воды и еще раз воды. Полное отсутствие соли и перца во всех блюдах… – Он сделал выразительную паузу.

– Звучит ужасно, – посочувствовал я.

– Я не жалуюсь, – сказал Пуаро и продолжил это делать: – И еще эта так называемая модернизация. Ванные комнаты, повсюду краны – и что же из них течет? Чуть теплая вода, mon ami, большую часть дня. А полотенца! Такие тонкие, такие маленькие!

– Да, невольно вспомнишь старые времена, – задумчиво произнес я.

Я вспомнил облака пара, вырывавшиеся из крана с горячей водой в одной-единственной ванной комнате, где в центре гордо красовалась огромная ванна, обшитая красным деревом. Вспомнил я и огромные купальные полотенца, и сверкающие медные кувшины с кипятком, стоявшие в старомодной раковине.

– Но не следует жаловаться, – вновь повторил Пуаро. – Я согласен пострадать – ради благой цели.

Внезапно меня озарило.

– Послушайте, Пуаро, может быть, вы… стеснены в средствах? Я знаю, капиталовложения сильно пострадали из-за войны…

Пуаро сразу же разуверил меня:

– Нет-нет, мой друг. У меня вполне достаточно средств. Я по-настоящему богат. Меня привела сюда вовсе не необходимость экономить.

– Тогда все в порядке, – сказал я и продолжал: – Думаю, мне понятны ваши чувства. Когда стареешь, все сильнее хочется вернуться в прошлое. Пытаешься вновь пережить прежние чувства. В некотором смысле мне тяжело здесь находиться, и все же на меня нахлынуло множество чувств и мыслей, которые давно меня не посещали. Полагаю, с вами происходит то же самое.

– Ни в коей мере. Я не ощущаю ничего подобного.

– А хорошее было время, – печально покачал я головой.

– Говорите за себя, Гастингс. Для меня, когда я впервые оказался в Сент-Мэри-Стайлз, то была грустная и мучительная пора. Я оказался эмигрантом – раненым, изгнанным из дома и страны, существовавшим за счет благотворительности на чужбине. Нет, это было совсем невесело. Я тогда не знал, что Англия станет мне домом и я найду здесь свое счастье.

– Я об этом забыл, – виновато признался я.

– Вот именно. Вы всегда приписываете другим чувства, которые испытываете сами. Гастингс был счастлив – все были счастливы!

– Нет-нет, – засмеялся я.

– И это в любом случае неправда, – продолжал Пуаро. – Вы оглядываетесь назад и говорите со слезами на глазах: «О, счастливые дни. Я был молод тогда». Но на самом деле, мой друг, вы не были так счастливы, как вам кажется. Вы получили тяжелое ранение, вы горевали о том, что не сможете больше служить, вас терзали тягостные воспоминания о пребывании в госпитале. К тому же, насколько я помню, вы не могли разобраться в своих чувствах, влюбившись в двух женщин одновременно.

Я снова засмеялся и покраснел.

– Какая у вас память, Пуаро.

– Та-та-та – я и сейчас помню меланхолический вздох, который вы испустили, когда мололи всякий вздор о двух красивых женщинах.

– А вы помните, что вы сказали? Вы сказали: «И обе они – не для вас!» Но courage, mon ami . Мы снова вместе выйдем на охоту, и тогда, быть может…

Я умолк. Потому что мы с Пуаро действительно отправились охотиться во Францию, и именно там я встретил ту единственную женщину…

Мой друг ласково погладил меня по руке.

– Я знаю, Гастингс, я знаю. Рана еще свежа. Но не думайте об этом все время, не оглядывайтесь назад. Лучше смотрите вперед.

Я сделал протестующий жест.

– Смотреть вперед? Чего же мне ждать?

– Eh bien , мой друг, нужно выполнить одну работу.

– Работу? Где?

Я удивленно взглянул на него.

– Только что, – продолжал Пуаро, – вы спросили меня, почему я приехал сюда, и, возможно, не обратили внимания, что я не ответил. Сейчас я дам вам ответ. Я здесь для того, чтобы охотиться на убийцу.

Я посмотрел на него в еще большем изумлении. На минуту мне показалось, что он заговаривается.

– Вы действительно имеете это в виду?

– Ну конечно имею. По какой другой причине стал бы я убеждать вас присоединиться ко мне? Мои руки и ноги больше не служат мне, но мозг, как я уже говорил вам, не поврежден. Вспомните – я всегда придерживался одного правила: сядь и подумай. Этим я еще могу заниматься, по существу, это единственное, что мне осталось. Для осуществления более активной части кампании при мне мой бесценный Гастингс.

– Вы в самом деле имеете это в виду? – повторил я, не веря своим ушам.

– Разумеется. Вы и я, Гастингс, снова будем охотиться.

Мне понадобилось несколько минут, чтобы понять, что Пуаро в самом деле говорит всерьез.

Хотя его заявление звучало фантастично, у меня не было оснований сомневаться в твердости его намерений.

Он произнес с легкой улыбкой:

– Наконец-то я вас убедил. Вначале вы вообразили – не правда ли? – что у меня размягчение мозга?

– Нет-нет, – поспешно возразил я. – Только мне кажется маловероятным, чтобы в таком месте, как это, оказался преступник.

– Ах, вы так думаете?

– Конечно, я еще не видел всех этих людей…

– Кого вы видели?

– Только Латтреллов, человека по фамилии Нортон – он кажется совсем безобидным – и Бойда Каррингтона, должен сказать, что он мне очень понравился.

Пуаро кивнул.

– Ну что же, Гастингс, когда вы увидите всех остальных, мое утверждение покажется вам точно таким же невероятным, как сейчас.

– Кто здесь еще?

– Франклины – доктор с женой, медсестра, которая ухаживает за миссис Франклин, ваша дочь Джудит. Есть еще некто Аллертон, сердцеед, и мисс Коул – женщина, которой за тридцать. Все они, признаюсь, очень милые люди.

– И один из них убийца?

– И один из них убийца.

– Но почему… каким образом… с чего вы взяли?..

Мне трудно было сформулировать вопросы, мысли путались.

– Успокойтесь, Гастингс. Давайте с самого начала. Прошу вас, подайте мне ту маленькую шкатулку с бюро. Bien , вот он, ключ, – так…

Отперев портфель, он достал кипу листов, отпечатанных на машинке, и газетные вырезки.

– Вырезки изучите на досуге, Гастингс, пока не будем ими заниматься. Это просто сообщения в прессе о различных громких процессах – порой неточные, иногда наводящие на размышления. Чтобы вы получили представление о них, предлагаю вам почитать краткое изложение, которое я сделал.

«ДЕЛО А. ЛЕОНАРДА ЭТЕРИНГТОНА
Леонард Этерингтон. Малоприятные привычки – принимал наркотики, а также пил. Тяжелый, садистский характер. Жена молода и привлекательна. Отчаянно несчастна с ним. Этерингтон умер – очевидно, от пищевого отравления. Доктор не удовлетворен. В результате вскрытия обнаружилось, что смерть вызвана отравлением мышьяком. Запас гербицида в доме, но заказан задолго до того. Миссис Этерингтон арестована по обвинению в убийстве. Незадолго до смерти мужа подружилась со служащим колониальной администрации в Индии. Никаких доказательств неверности, но есть свидетельства глубокой симпатии между ними. После возвращения в Индию молодой человек обручился с девушкой, которую встретил на пути в колонию. Некоторые сомнения относительно того, получила ли миссис Этерингтон письмо, где сообщается о помолвке, после или до смерти ее мужа. Сама она утверждает, что до. На суде вызвала всеобщее сочувствие из-за характера мужа и его плохого обращения с женой. В заключительной речи судьи, которая была в ее пользу, подчеркивалось, что не может быть никаких сомнений относительно решения суда.

Миссис Этерингтон была оправдана. Однако, по общему мнению, она была виновна. В дальнейшем она чувствовала себя очень несчастной, поскольку друзья и т. д. оказывали ей холодный прием. Умерла в результате приема слишком большой дозы снотворного через два года после суда. Вердикт о смерти от несчастного случая возвращен на расследование.

ДЕЛО Б. МИСС ШАРПЛЗ
Пожилая старая дева. Инвалид. Сильно страдала от болей. За ней ухаживала племянница, Фреда Клей. Мисс Шарплз умерла в результате приема слишком большой дозы морфия. Фреда Клей признала, что допустила ошибку, дав своей тете больше морфия, чем следует, чтобы облегчить ее страдания, которые не в силах была видеть. Полиция заподозрила не ошибку, а злой умысел. Однако доказательства сочли недостаточными, чтобы возбудить дело.

ДЕЛО В. ЭДВАРДА РИГГЗА
Сельскохозяйственный рабочий. Заподозрил, что жена изменяет ему с их жильцом, Беном Крейгом. Крейг и миссис Риггз найдены расстрелянными. Оказалось, что выстрелы произведены из ружья Риггза. Риггз сдался полиции, сказав, что, по его предположениям, это сделал он, но не может вспомнить. По его словам, у него пробел в памяти. Риггз был приговорен к смерти, впоследствии смертную казнь заменили на пожизненную каторгу.

ДЕЛО Г. ДЕРЕКА БРЕДЛИ
Завел роман с девушкой. Его жена обнаружила это, угрожала его убить. Бредли умер от цианистого калия, добавленного в пиво. Миссис Бредли была арестована по подозрению в убийстве. Призналась во время перекрестного допроса. Признана виновной и повешена.

ДЕЛО Д. МЭТЬЮ ЛИЧФИЛДА
Старый тиран. Четыре дочери жили с ним. Не позволял им никаких развлечений, не давал денег на расходы. Однажды вечером, когда он возвращался домой, на него напали у боковой двери его дома и убили ударом по голове. Позднее, после полицейского дознания, старшая дочь, Маргарет, пошла в полицейский участок и призналась в убийстве отца. По ее словам, она сделала это, чтобы ее младшие сестры получили возможность жить своей жизнью, пока не будет слишком поздно. Личфилд оставил большое состояние. Маргарет Личфилд была признана невменяемой и помещена в Бродмур, однако вскоре скончалась».

Я внимательно читал, однако недоумение мое все возрастало. Наконец я отложил лист и вопросительно взглянул на Пуаро.

– Итак, mon ami?

– Я помню дело Бредли, – медленно произнес я. – Читал о нем в то время. Она была красивой женщиной.

Пуаро кивнул.

– Однако вы должны меня просветить. Что все это значит?

– Сначала скажите мне, что вы об этом думаете.

Я был поставлен в тупик.

– То, что вы мне дали, – краткое изложение пяти дел о совсем разных убийствах. Они были совершены в разных местах и в разной общественной среде. К тому же между этими убийствами нет никакого внешнего сходства. То есть одно убийство из ревности; во втором случае несчастная жена пыталась избавиться от мужа; в другом мотивом послужили деньги; еще одно убийство совершено, можно сказать, из бескорыстных побуждений, поскольку убийца не пытался избегнуть наказания; и, наконец, пятое было откровенно зверским – вероятно, совершено под воздействием алкоголя. – Я сделал паузу и затем произнес с сомнением: – Нет ли между всеми этими случаями какого-нибудь сходства, которое я не заметил?

– Нет-нет, вы очень точно все подытожили. Единственное, что вы могли бы упомянуть, но не упомянули, – это что ни в одном из этих дел не оказалось альтернативного подозреваемого.

– Я не совсем понимаю.

– Например, миссис Этерингтон была оправдана. Тем не менее все были уверены, что убила она, и только она. Фреду Клей не обвинили открыто, но никто не подумал о каком-либо ином решении этого преступления. Риггз утверждал, что не помнит, как убивал жену и ее любовника, однако никогда не вставал вопрос, не сделал ли это кто-то другой. Маргарет Личфилд призналась. Вы видите, Гастингс, в каждом случае был лишь один явный подозреваемый, и никаких других.

Я наморщил лоб.

– Да, это верно, но я не понимаю, какие конкретные выводы вы отсюда делаете.

– Ах, Гастингс, но ведь я как раз подхожу к факту, который вам пока еще неизвестен. Предположим, что в каждом из этих случаев, которые я изложил, была одна особенность, присущая им всем.

– Что вы имеете в виду?

Пуаро медленно сказал:

– Гастингс, я буду очень осторожен в выражении своей мысли. Предположим, существует некая личность – X. Ни в одном из упомянутых случаев у X (очевидно) не было причин убивать жертву. В одном случае, насколько мне удалось выяснить, X действительно находился за двести миль от места преступления. И тем не менее я скажу вам вот что. X был в дружеских отношениях с Этерингтоном; X некоторое время жил в одной деревне с Риггзом; X был знаком с миссис Бредли. У меня есть фотография, на которой X и Фреда Клей вместе идут по улице. И, наконец, X находился возле дома, когда умер старый Мэтью Личфилд. Что вы на это скажете?

Я удивленно посмотрел на него, потом согласился:

– Да, это уж слишком. Совпадение могло быть в двух случаях, даже в трех, но пять – это многовато. Должна существовать какая-то связь между этими разными убийствами, как бы маловероятно это ни казалось.

– Значит, вы предполагаете то же самое, что и я?

– Что X убийца? Да.

– В таком случае, Гастингс, вам придется продвинуться с моей помощью еще дальше. Позвольте сообщить вам, что X в этом доме.

– Здесь? В Стайлз?

– В Стайлз. Какой логический вывод нужно из этого сделать?

Я знал, каков будет ответ, когда попросил:

Эркюль Пуаро мрачно произнес:

– Скоро убийство будет совершено здесь – здесь.

Эркюль Пуаро собирается ехать в Стайлз – в то самое место, где началась его блестящая карьера сыщика. Пораженный артритом и потерявший подвижность, великий бельгиец зовет с собой своего старого друга и помощника Гастингса, чтобы тот был его ушами и глазами, дающими пищу по-прежнему активным «серым клеточкам» Пуаро. Знаменитую парочку вновь ждет сложное дело. Преступник неизвестен и пока носит имя «Икс». Но, предупреждает Пуаро Гастингса, он очень опасен. Это идеальный убийца, интеллектуал, не оставляющий никаких следов и зацепок. На его совести несколько убийств, и он собирается совершить еще одно – убийство самого Эркюля Пуаро…

Из серии: Эркюль Пуаро

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Занавес: Последнее дело Пуаро (Агата Кристи, 1975) предоставлен нашим книжным партнёром - компанией ЛитРес .

По-видимому, Пуаро рано ложился. Поэтому я пожелал ему спокойной ночи и направился вниз. По пути я остановился, чтобы перекинуться несколькими словами с его слугой Куртисом.

Он был флегматичен и медленно соображал, но был надежен и компетентен. Куртис служил у Пуаро с тех пор, как тот вернулся из Египта. Как он сказал мне, здоровье его господина было довольно хорошим, но иногда случались сердечные приступы, внушавшие беспокойство. За последние несколько месяцев сердце его ослабло. Как мотор, который постепенно сдает.

О, Пуаро прожил хорошую жизнь. Но тем не менее я горевал при виде старого друга, который так мужественно боролся за каждый шаг на пути, ведущем вниз. Даже теперь, когда он был инвалидом, его несокрушимый дух все еще побуждал его заниматься профессией, в которой он был непревзойденным мастером.

С тяжелым сердцем я спустился в гостиную. Невозможно было представить себе жизнь без Пуаро…

В гостиной как раз заканчивали роббер, мне предложили занять место выбывшего игрока. Подумав, что это могло бы меня отвлечь, я согласился. Бойд Каррингтон выбыл, и я сел за карты вместе с Нортоном, полковником и миссис Латтрелл.

– Ну как, мистер Нортон? – спросила миссис Латтрелл. – Мы с вами сыграем против них двоих? Наше партнерство было успешным.

Нортон любезно улыбнулся, но пробормотал, что, может быть, следует снять колоду, чтобы определить партнеров… не так ли?

Миссис Латтрелл согласилась, хотя, как я заметил, с недовольным видом.

Мы с Нортоном играли против Латтреллов. Миссис Латтрелл это определенно не нравилось. Она кусала губы, от ее приветливости, равно как и ее ирландского акцента, не осталось и следа.

Вскоре я понял, в чем дело. Позже я сыграл с полковником Латтреллом еще немало партий, в которых он показал себя не таким уж плохим игроком. Я бы сказал, что он был средним игроком, правда склонным к забывчивости. Благодаря этому он время от времени совершал грубые ошибки. Однако, играя в паре с женой, он делал одну ошибку за другой. Он явно побаивался ее и поэтому играл раза в три хуже, чем обычно. Миссис Латтрелл действительно была хорошим игроком, однако играть с ней не доставляло удовольствия. Она при любой возможности норовила схитрить, игнорировала правила, если ее противник их не знал, но настаивала на их соблюдении, как только это становилось выгодно для нее. Она также умела чрезвычайно ловко подглядывать в карты противника. Одним словом, она играла для того, чтобы выиграть.

Я вскоре понял, что имел в виду Пуаро, говоря о ее языке «как бритва». За картами выдержка изменяла миссис Латтрелл, и она поносила несчастного мужа за каждую его ошибку. Мы с Нортоном чувствовали себя весьма неловко, и я был рад, когда роббер подошел к концу.

Мы оба отказались сыграть еще одну партию, сославшись на поздний час. Когда мы вышли, Нортон довольно неосторожно дал выход своим чувствам:

– Послушайте, Гастингс, это было просто ужасно. Меня выводит из себя, когда над беднягой так издеваются. Причем он, полковник британской колониальной армии, все это безропотно сносит!

– Тсс! – предостерег я Нортона, который повысил голос: я боялся, что нас может услышать полковник Латтрелл.

– Но ведь это несносно!

Я сочувственно кивнул:

– Не удивлюсь, если он когда-нибудь ее зарежет.

Нортон покачал головой:

– Не зарежет. Он так и будет нести свой крест и твердить: «Да, моя дорогая, нет, моя дорогая, прости, моя дорогая», дергая себя за усы и кротко блея, пока не ляжет в гроб. Он не смог бы постоять за себя, даже если бы попытался.

Я печально покачал головой, поскольку Нортон, по-видимому, был прав.

Мы остановились в холле, и я заметил, что боковая дверь, ведущая в сад, открыта и оттуда дует.

– Следует ли нам ее запереть? – спросил я.

Нортон замялся:

– Ну… э… не думаю, что все уже дома.

Внезапно мне в душу закралось подозрение.

– Кого нет?

– Полагаю, вашей дочери… и… э… Аллертона.

Он старался произнести это небрежным тоном, но, вспомнив свой разговор с Пуаро, я встревожился.

Джудит и Аллертон. Конечно, Джудит, мою умную, рассудительную Джудит вряд ли сможет обмануть мужчина подобного типа. Разумеется, она его насквозь видит.

Я все время повторял это себе, пока раздевался, но какая-то смутная тревога не проходила. Я никак не мог заснуть и ворочался с боку на бок.

Ночные страхи всегда преувеличены. Меня захлестнуло острое чувство потери. Если бы только была жива моя дорогая жена! Я так много лет полагался на ее суждение. Она всегда была мудрой и понимала наших детей.

Без нее я чувствовал себя совершенно беспомощным. Ответственность за их безопасность и счастье легла теперь на меня. Справлюсь ли я с этой задачей? Видит бог, я не очень-то дальновиден. Я совершал ошибки. Если Джудит загубит свою жизнь, если она обречет себя на страдания…

В отчаянии я зажег свет и сел.

Нет, это никуда не годится. Я должен поспать. Встав с постели, я подошел к раковине и с сомнением взглянул на пузырек с таблетками аспирина.

Мне нужно что-нибудь посильнее аспирина. Вероятно, у Пуаро есть какое-нибудь снотворное. Я прошел через коридор к его двери и стоял, не решаясь постучать. Стыдно будить старика.

Вдруг я услышал шаги и оглянулся. По коридору шел Аллертон. Коридор был слабо освещен, и, пока он не подошел поближе, я не видел его лица и гадал, кто бы это мог быть. А когда увидел, то весь напрягся. Потому что он улыбнулся своим мыслям, и мне очень не понравилась эта улыбка.

Тут он взглянул на меня, приподняв брови.

– Привет, Гастингс. Еще не спите?

– Не могу заснуть, – отрывисто ответил я.

– И это все? Я вам помогу. Пойдемте со мной.

Я последовал за Аллертоном в его комнату, которая находилась рядом с моей. Под воздействием каких-то странных чар мне захотелось поближе узнать этого человека.

– Вы сами поздно ложитесь, – заметил я.

– Я никогда рано не ложусь, особенно когда есть чем развлечься. Такие прекрасные вечера жаль тратить на сон.

Аллертон засмеялся – и мне не понравился его смех.

Я последовал за ним в ванную. Открыв маленький шкафчик, он вынул пузырек с таблетками.

– Вот, пожалуйста. Настоящий наркотик. Будете спать как убитый и к тому же видеть приятные сны. Чудесное снадобье сламберил – так оно называется.

– А это… это не опасно?

– Только если примете слишком много. Это один из барбитуратов – его токсичная доза близка к эффективной. – Он улыбнулся, и уголки рта приподнялись, отчего лицо стало неприятным.

– Неужели его дают без рецепта врача? – спросил я.

– Нет, старина, не дают. Во всяком случае, вам не дадут. У меня есть блат.

Полагаю, это было глупо с моей стороны, но мне свойственна импульсивность. Я спросил:

– Думаю, вы знали Этерингтона?

Я сразу же понял, что задел некую струну. Взгляд у Аллертона сделался жестким и настороженным. Тон изменился – стал каким-то фальшиво-непринужденным:

– О да, я знал Этерингтона. Бедняга. – Потом, не дождавшись, что я заговорю, он продолжал: – Этерингтон принимал наркотики, конечно же, но он перестарался. Нужно знать, когда следует остановиться. Он не знал. Скверное дело. Его жене повезло. Если бы симпатии присяжных не были на ее стороне, ее бы повесили.

Он передал мне пару таблеток. Затем спросил небрежным тоном:

– Вы тоже знали Этерингтона?

– Нет. – Я говорил правду.

Он, по-видимому, растерялся, не зная, что еще сказать. Потом отделался легким смешком:

– Забавный малый. Он не отличался особым благонравием, но иногда с ним приятно было провести время.

Поблагодарив Аллертона за таблетки, я вернулся к себе в комнату.

Когда я улегся и выключил свет, то стал размышлять, не сделал ли глупость.

Потому что я почти не сомневался, что Аллертон – X. А я дал ему понять, что подозреваю его.