28 апреля. - В конторе новый и очень молодой служащий Питт, надерзивший мне неделю назад, опоздал снова. Сказал ему, что мой долг – сообщить мистеру Перкуппу, начальнику. К моему удивлению, Питт извинился смиренно и в джентльменской манере. Был непритворно рад заметить это улучшение манер по отношению ко мне и пообещал не обращать внимания на отсутствие пунктуальности. Проходя по комнате час спустя, получил сильный удар в лицо свернутым шариком из твердой писчей бумаги. Резко повернулся, но все служащие были явно прикованы к работе. Я не богат, но дал бы полсоверена, чтобы узнать, случайно был брошен шарик или нарочно. Пошёл домой рано и купил еще немного эмалевой краски – черной на этот раз – и провел вечер, подкрашивая каминную решётку, рамы картин и пару старых сапог, так что они стали выглядеть как новенькие. Также раскрасил трость Гоуинга, забытую им, и придал ей вид чёрного дерева.

29 апреля, воскресенье. – Проснулся со страшной головной болью и сильными симптомами простуды.
Кэрри, со свойственным ей упрямством, заявила, что это «колики художника» – результат того, что я провёл последние несколько дней, засунув нос в банку с краской. Сказал, что знаю намного лучше, чем она, что со мной случилось. Меня начало знобить, и я решил принять ванну настолько горячую, насколько мог вытерпеть. Ванна готова – едва мог вытерпеть, такая была горячая. Не отступил и влез; очень горячо, но очень приятно. Некоторое время лежал неподвижно. Пошевелив рукой над поверхностью воды, испытал сильнейший в жизни испуг. Вообразите ужас, когда я обнаружил руку, всю измазанную, как я подумал, кровью. Первая мысль – я разорвал артерию и истекаю кровью, и меня найдут позже как Марата, каким он изображён в Музее мадам Тюссо. Вторая мысль – позвонить, но вспомнил, что звонка не было. Третья мысль – это всего лишь эмалевая краска, которая растворяется в кипятке. Вышел из ванны весь красный, вроде краснокожих индейцев. Видел их изображения в театре Ист-Энд. Решил не говорить ни слова Кэрри, но велеть Фармерсону приехать в понедельник и покрасить ванну белой краской.

30 апреля. – Совершенно поражён, получив приглашение для нас с Кэрри от лорд-мэра с супругой в Мэншн-Хаус, на «встречу с представителями торговли и коммерции». Сердце билось, как у школьника. Мы с Кэрри прочитали приглашение дважды или трижды. Едва мог есть за завтраком. Сказал – и почувствовал, что от всего сердца: «Кэрри, дорогая, я был горд, когда вёл тебя к алтарю в день нашей свадьбы; буду так же горд, если не больше, когда поведу свою дорогую красивую жену к лорд-мэру с супругой в Мэншн-Хаус». Видел слезы на глазах Кэрри, когда она произнесла: «Чарли, дорогой, это я должна гордиться тобой. Ты назвал меня красивой, и пока я красива в твоих глазах, я счастлива. Дорогой старина Чарли, хоть ты и не красив, но добр, что гораздо благороднее». Я поцеловал её, и она спросила: «Интересно, будут ли танцы? Я не танцевала с тобой уже много лет». Не могу сказать, что склонило меня к этому поступку, но я схватил её за талию, и мы были достаточно глупы, чтобы станцевать нечто вроде польки, когда вошла Сэйра и, ухмыльнувшись, сказала: «Мама, за дверью стоит человек, который желает узнать, не нужен ли тебе хороший уголь». Обиднее всего. Провел вечер так: писал ответы в Мэншн-Хаус и рвал их, взяв слово с Сэйры, что если позвонят Гумминги или Гоуинг, она ответит, что нас нет дома. Нужно проконсультироваться с мистером Перкуппом, как ответить на приглашение лорд-мэра .

1 мая. – Кэрри сказала: «Хотелось бы послать приглашение матери, чтобы она на него посмотрела». Согласился, что пошлём ей приглашение, как только отвечу на него. С чувством гордости сказал в конторе мистеру Перкуппу, что мы получили приглашение в Мэншн-Хаус. Он ответил, к моему удивлению, что сам вписал мою фамилию в список для секретаря лорд-мэра. Почувствовал, что это сильно обесценило значение приглашение, но поблагодарил его. В ответ он объяснил, как нужно ответить на приглашение. Я почувствовал, что ответ слишком прост, но, конечно, мистер Перкупп знает лучше.

2 мая. – Отправил фрак и брюки к портняжке за углом, чтобы отутюжить складки. Велел Гоуингу не звонить в следующий понедельник, так как мы едем в Мэншн-Хаус. Отправил такую же записку Гуммингам.

3 мая. – Кэрри поехала к миссис Джеймс, в фирму «Саттон», посоветоваться насчёт платья, которое она наденет в следующий понедельник. Между прочим, упомянул в разговоре со Спотчем, одним из наших старших служащих, о Мэншн-Хаус. Он сказал: «О, меня пригласили, но не думаю, что пойду». Когда приглашают какого-то вульгарного человека вроде Спотча, чувствую, что моё приглашение значительно обесценилось. Вечером, пока меня не было, портняжка привёл в порядок мои фрак и брюки. Поскольку у Сэйры не было шиллинга, чтобы заплатить за глажку, он забрал их снова.

Июль 1888 года

Примечания переводчика

Марат, Жан-Поль (1743-1793) – французский революционер. Убит Шарлоттой Корде.
Музей мадам Тюссо – лондонский музей восковых фигур знаменитых людей. Открылся в 1802 г.; назван по имени основательницы.
Ист-Энд – большой промышленный и портовый рабочий район к востоку от лондонского Сити.
Мэншн-Хаус – официальная резиденция лорд-мэра лондонского Сити с большим банкетным залом, так называемым Египетским, где устраиваются официальные приёмы. Построена в 1739-53 гг.
«Саттон» – фирма по продаже семян и садового инвентаря; основана в 1806 г.
На фото: братья Джордж (справа) и Уидон Гроссмит, автор иллюстраций.

April 28. – At the office, the new and very young clerk Pitt, who was very impudent to me a week or so ago, was late again. I told him it would be my duty to inform Mr Perkupp, the principal. To my surprise Pitt apologised most humbly and in a most gentlemanly fashion. I was unfeignedly pleased to notice this improvement in his manner towards me, and told him I would look over his unpunctuality. Passing down the room an hour later, I received a smart smack in the face from a rolled-up ball of hard foolscap. I turned round sharply, but all the clerks were apparently riveted to their work. I am not a rich man, but I would give half-a-sovereign to know whether that was thrown by accident or design. Went home early and bought some more enamel paint – black this time, and spent the evening touching up the fender, picture-frames, and an old pair of boots making them look as good as new. Also painted Gowing’s walking-stick, which he left behind and made it look like ebony.

April 29, Sunday. – Woke up with a fearful headache and strong symptoms of a cold.
Carrie, with a perversity which is just like her, said it was ‘painter’s colic’, and was the result of my having spent the last few days with my nose over a paint-pot. I told her firmly that I knew a great deal better what was the matter with me than she did. I had got a chill, and decided to have a bath as hot as I could bear it. Bath ready – could scarcely bear it so hot. I persevered, and got in; very hot, but very acceptable. I lay still for some time. On moving my hand above the surface of the water, I experienced the greatest fright I ever received in the whole course of my life, for imagine my horror on discovering my hand, as I thought, full of blood. My first thought was that I had ruptured an artery, and was bleeding to death, and should be discovered, later on, looking like a second Marat, as I remember seeing him in Madame Tussaud’s. My second thought was to ring the bell, but remembered there was no bell to ring. My third was, that it was nothing but the enamel paint, which had dissolved with the boiling water. I stepped out of the bath, perfectly red all over, resembling the Red Indians. I have seen depicted at an East-End Theatre. I determined not to say a word to Carrie, but to tell Farmerson to come on Monday and paint the bath white.

April 30. – Perfectly astounded at receiving an invitation for Carrie and myself from the Lord and Lady Mayoress to the Mansion House, to ‘meet the Representatives of Trades and Conmmerce’. My heart beat like that of a schoolboy’s. Carrie and I read the invitation over two or three times. I could scarcely eat my breakfast. I said – and I felt it from the bottom of my heart – ‘Carrie, darling, I was a proud man when I led you down the aisle of the church on our wedding-day; that pride will be equalled, if not surpassed, when I lead my dear pretty wife up to the Lord and Lady Mayoress at the Mansion House.’ I saw the tears in Carrie’s eyes, and she said, ‘Charlie, dear, it is I who have to be proud of you. You have called me pretty, and as long as I am pretty in your eyes, I am happy. You, dear, old Charlie, are not handsome, but you are good, which is far more noble.’ I gave her a kiss, and she said, ‘I wonder if there will be any dancing? I have not danced with you for years.’ I cannot tell what induced me to do it, but I seized her round the waist, and we were silly enough to be executing a wild kind of polka when Sarah entered, grinning, and said, ‘There is a man, Mum, at the door who wants to know if you want any good coals.’ Most annoyed at this. Spent the evening in answering, and tearing up again, the reply to the Mansion House, having left word with Sarah if Gowing or Gummings called we were not at home. Must consult Mr Perkupp how to answer the Lord Mayor’s invitation.

May 1. – Carrie said, ‘I should like to send mother the invitation to look at.’ I consented as soon as I had answered it. I told Mr Perkupp at the office with a feeling of pride, that we had received an invitation to the Mansion House, and he said, to my astonishment, that he himself gave in my name to the Lord Mayor’s Secretary. I felt this rather discounted the value of the invitation, but I thanked him, and in reply to me he described how I was to answer it. I felt the reply was too simple, but of course Mr Perkupp knows best.

May 2. – Sent my dress-coat and trousers to the little tailor’s round the corner to have the creases taken out. Told Gowing not to call next Monday, as we were going to the Mansion House. Sent similar note to Gummings.

May 3. – Carrie went to Mrs James, at Sutton, to consult about her dress for next Monday. While speaking incidentally to Spotch, one of our head clerks, about the Mansion House, he said, ‘Oh, I’m asked, but don’t think I shall go.’ When a vulgar man like Spotch is asked, I feel my invitation is considerably discounted. In the evening, while I was out, the little tailor brought round my coat and trousers, and because Sarah had not a shilling to pay for the pressing, he took them away again.

July 1888