Оригинал: חיי מלאך, גַּיִל הראבן
«Не вправе человек называть себя злодеем»
«Синедрин», глава 9
«И узрели они его лик и имя на челе его»
«Видения», глава 22-4
ПРИЗНАНИЕ
Двадцать третьего сентября – в канун Судного Дня – примерно в восемь тридцать утра в полицейский участок на Русском подворье в Иерусалиме пришёл человек и представился убийцей. Он признался в убийстве детей Ади Клайн, Ясмин Фредо и Элиан Линдер. Он признался в убийстве Хасиды Бройар, бабушки девяти внуков; в убийстве солдата Йоава Бен Якара, умершего на следующий день после своего девятнадцатого дня рождения; вдобавок взял на себя вину за убийство ещё двадцати шести человек, имена которых, как он заявил, не помнит.
В отделении было вполне безлюдно, но, как впоследствии выяснилось, Йонатан Вайль, войдя внутрь, почти час одиноко просидел на старой деревянной скамье у входа. «Вот здесь он и сидел», - сообщила одна тележурналистка на той же неделе. Она подошла к ближнему от двери камеры краю скамьи и, прикоснувшись к ней, добавила: «Неизвестно, что творилось у него в голове, возможно, он преодолевал последние колебания».
В другом выпуске новостей другой журналист заявил, что «подозреваемый был очень близок к тому, чтобы выскользнуть из рук полиции», то есть, встать со скамьи и уйти, так же, как пришёл - по собственной воле, но мне думается, что, когда он вошёл в здание, всё заранее спланировав и вообразив, именно тогда его охватило смущение, я имею в виду нерешительность: Йонатан не зная, кому он должен представиться и в каких словах, просто сел в углу в своём идиотском берете, полагая, что им заинтересуются.
За прошедшие годы я столь часто представляла себе эту картину, что декорации и второстепенных персонажей описываю как очевидец: дежурная листает праздничные приложения, не задерживаясь на материалах о войне, которая была до её рождения. На одной из скамеек обязательно ежится сумасшедшая, с головой укутанная в толстое пальто: пришла пожаловаться на невестку, которая украдкой капает ей в ухо яд, и, по обыкновению, спит «под защитой полиции». К восьми часам на центральный пост поступило несколько сообщений: у въезда в город проезжающие машины забрасывают камнями. Один экипаж выезжает, не включая сирену, ясно слышен шум мотора, потом – тишина.
Но что говорит Йонатан Вайль, когда, наконец, встаёт со скамьи и подходит к полицейской? «Арестуйте меня, пожалуйста»? «Госпожа полицейская, я пришёл сдаться»? «Я тот, кого вы ищете, я – автомобиль-убийца»?
Я вижу, как дежурная отрывает от стула половину задницы, тяжёлая, должно быть, половина, из заднего кармана выглядывает пачка сигарет отечественного производства. Приподнимает, затем снова опускает её, скорее растерянная, чем испуганная, да и трудно мне представить Йонатана способным испугать кого-то своим физическим присутствием. Полицейская просто не знает, что ей делать раньше: выполнить процедуру задержания или позвать главного.
На исходе Судного дня его доставили к дежурному судье, чтобы продлить задержание на сорок восемь часов. Телеканалы не успели прислать съёмочные бригады, но газетные фотографы там уже были. Выходя из здания суда, подозреваемый не прятал лицо в рубашку, он нарочно повернулся в сторону вспышек, и на первых полосах утренних газет появилась та же фотография, что передавали в полуночном выпуске новостей: подбородок Вайля сильно задран, будто его подпирает невидимая рука, глаза прикрыты из-за вспышек, губы полуоткрыты. Скованные руки вскинуты над головой, большие пальцы засунуты под берет, словно сдвигая его назад. Над правой бровью отчётливо видны две свежие царапины: вертикальная уходит вверх от края брови, пересекаясь с горизонтальной на линии ежика волос.
Это, безусловно, хороший снимок. Приятный на вид убийца выглядит измученным, как и должно быть – и не надо пренебрегать «приятным видом», потому что это тоже важный фактор в данном сюжете: кому могло прийти в голову, что и двух месяцев не пройдет, как это изображение появится на футболках?
Вдруг увидеть его на экране… Ну, что вам сказать? Я не поверила глазам, это казалось нереальным. Мозг отказывался принимать это. Нужно время, чтобы проглотить и переварить такое; нет, я не думаю, что когда-нибудь смогу переварить – я пережёвывала эти резиновые плюшки новостей все последующие недели, и это был эрзац. Но я всё-таки умею глотать, и, когда диктор немного более торжественно, чем обычно, назвал его имя, помню, что моё сознание восприняло всю фразу мгновенно, ещё до того, как показали фото. Я должна была бы что-то заподозрить из-за его разговоров об «автомобиле-убийце» – обычно он не интересовался новостями и знал позорно мало о событиях, фигурирующих в качестве новостей – но мне и в голову не пришло… Впрочем, я всякий раз ошибалась, пытаясь предвидеть поступки Йонатана Вайля. Не предвидела, да, тем не менее, вид скованного человека был совершенно реальным: реальнее, чем возникшая сразу вслед за ним фотомодель-малолетка, которая, стоя на коленях, с выражением высшего наслаждения лизала шоколадку.
«Ну, это мы ещё посмотрим», - сказала я ему, но его уже не было.
|
|